На свалявшейся за много дней подушке
С еле видимыми буквами" Минздрав"
Изможденный парень слушает кукушку,
Кукованьям этим счёт уж потеряв.

На худом лице подобие улыбки
И надежда в провалившихся глазах.
Утром сняли хирургические нитки,
Медсестра открыла окна нараспах...

В свежем воздухе палата утонула,
Запах сосен растворил в душе тоску.
Хорошо-то как на улице в июле!
И раздалось вдруг то самое ку-ку!

Нагадала этой самой жизни птичка
Столько, сколько в этом мире не живут.
Эй, обманывать, кукушка, неприлично!
Впрочем, милая, спасибочки за труд...

… Медсестра вбегает в комнату к хирургам:
«Наш больной-то улыбается. Вот так!»
И хирург, похожий на актера Рурка
Вдруг, как в детстве, среагировал: «Ништяк!»

Но уже через мгновение добавил:
«Там четвёрка… Будем в хоспис отправлять.
А у нас держать мы не имеем право.
Позвоните, пригласите его мать...»

… Утомилась, видно, добрая кукушка,
Замолчала вдруг. Открылась тут же дверь,
Медсестра, поправив бережно подушку,
Прошептала: " Ты кукушке, парень, верь..."

Снова боль разлилась в теле. Всё напрасно:
Две минуты — и польётся через край.
И завыл несчастный: «Хватит этих басен!
Не до птиц мне больше — морфий заряжай...»

ЭПИЛОГ

«Микки Рурк», а в жизни доктор Николаев,
На учёбе был в Берлине через год.
Как-то вечером по городу гуляет,
Вдруг навстречу парень в кепочке идёт.

Доктор встал, как-будто вкопанный, на штрассе:
Быть не может, это просто полный бред!
Поравнялся парень, доктор брякнул:«Здрасьте!»,
Но, конечно, на немецком был ответ.

Сердце быстро разжималось и сжималось.
«Надо выпить что-то...» — и пошёл к пивной:
Перегрелся, видно, вот и показалось.
«Это Вы?!» — услышал голос за спиной...

Обернулся тут же резко Николаев.
«Вы в Берлине? Я вас сразу не узнал.»
А кого увидел доктор, я не знаю.
Вы уж сами-ка придумайте финал.