-Жорж! Мой милый друг! Как же я рад вас видеть!- невысокий кудрявый человек в бакенбардах бросил белоснежные перчатки и трость в клуб тумана и полез обниматься.

-Помилуйте… Александр Сергеевич… право же нежданно! Вы?- удивленно ответил седобородый грузный мужчина в фиолетовом с золотистым подбоем халате неловко принимая объятия.

-Отчего же нежданно?! Отчего же? Я вам сердечно благодарен за всё! Да вы друг мой на вечно, милый Жорж!- кудрявый человек отпрянул и присел на неведомо откуда выплывший стул.

-Ну, как же, Александр Сергеевич, мне право же решительно неожиданно лицезреть вашу радость при виде меня… Я же, с позволения сказать вас того-с...

-Убили что ли?- кудрявый человек саркастически хохотнул- Эка невидаль! Да оно оказалось и к лучшему, душа моя Жорж! 

-Как прикажете сиё понимать?- грузный мужчина присел на выплывшее из тумана слегка потертое плюшевое кресло.

-Да очень просто, Дантес! Хватит ваньку валять, ей Богу. Вы, как будто не знаете! Уж как меня не полоскают, смею я вам сказать. Всякий поминает! Прямо спасу нет! Пушкин то, Пушкин сё! Порой думаю, напрасно я памятник нерукотворный воздвигал, без него поспокойнее будет. А ведь говорил мне Кухельбекер, сукин сын...

-Ну, как же зря… Я ведь, Александр Сергеевич, до сих пор никак упокоиться не могу. Зря я тогда Геккерну подался, ох, зря… Слаб, каюсь, Александр Сергеевич, поддался провокации! Вы думаете, я не понимаю, в какого человека стрелял? Свет нации! Солнце русской поэзии! Гениус! Какое тут уж мне прощение? Видите, вот, маюсь неприкаянный, в рай не пущают, на что особое строгое распоряжение...

-Жорж! Изволь угомониться! Говорю же. никаких обид не имею, досады нет. Кабы не стишки эти, не в камер-юнкерах ходил бы, а, глядишь и до колежского советника добрался, как пить дать.

-Помилуйте...

-Жорж, как бы не памятник этот мой нерукотворный, то не полоскал бы меня всяк. Оно ведь нынче каково? Дитя малое уроков не выучит, так матушка его тут как тут: «А кто арифметику учить будет, Пушкин?». Да что дитя! Оно и среди подлого люда то же. «Ермолай, чего телегу не запряг? Пушкин, что ль за тебя коня впрягать будет?»  А я не хочу  арифметику учить, мне Царского Села с лихвой из обучения хватило. И уж точно никакую лошадь впрягать никуда желания не имею...

-Прям так и говорят?

-Прям так! Да это что! В последнее время я вовсе деспотом объявлен. Говорят, из-за меня войны, смерти, чуть ли ни чума! Что там нерукотворные, рукотворные памятники мои норовят свергнуть. И свергают! А я ведь отродясь ни в кого не стрелял! Равзе только в тебя, Жорж, да и то ты проворнее оказался...

-Но Александр Сергеевич, а благодарны-то мне почто? — развел руками грузный человек в фиолетовом халате с золотистым подбоем.

-А за то! Ежели бы ты в меня не пальнул, глядишь еще пуще накалякал бы стишат, и уж тогда точно меня бы в такие черти записали, что Сатана бы позавидовал. За все беды земный отвечать бы заставили! Полоскали бы похлеще Иуды! Так что мерси, Жорж, гран мерси! Низкий поклон тебе.

-Эко...- Дантес  недоумении не знал что и сказать.

-Ну, честь имею! Я ведь на минутку, мне пора-с! Меня к вам, Жорж, в преисподнюю на десять минуток то и отпустили!

Кудрявый человек в бакенбардах выхватил из клуба тумана белые перчатки и трость, обнял удивленного собеседника и исчез, как будто ничего и не было.