Мой друг Николай был легендой района, казалось, отмечен самим проведеньем.
По всем на то время известным канонам- счастливчик, не жизнь, а сплошное везенье.
С фигурой атлета, напором Тарзана, лицом был похож на артиста Сталлоне,
Девчонки вздыхали о нем неустанно, он как бы служил остальным эталоном.
Пока мы о девочках только мечтали, опробовал секс он примерно в пятнадцать,
Был Коля героем районных баталий, чужие боялись к нему задираться.
Короче, звезда городского масштаба, и нет для сомнений малейшей причины,
Он нравился всем, даже опытным бабам, и первый купил на районе «Мальвины»,
Что статусно было на данном этапе, мечтал о «Мальвинах» последний ребенок...
А в армии Коля служил при Генштабе, а ждало его штук двенадцать девчонок.
Но как-то весною, по-моему в мае, когда облетает сирень на закате,
Мой друг Николай в полуночном трамвае столкнулся с обычною девочкой Катей.
Казалось бы, что необычного в Кате? Красивее, мол, не видали мы что ли?
Чулки, босоножки, обычное платье… Но был поражен неожиданно Коля.
Глядел восхищенно на русую челку, на контуры легкой девичьей фигуры,
И в сердце вонзалась стальная иголка, стрелой беспощадной шального амура.
И Катя застыла, забыв о подруге, и значимость встречи недопонимая,
Стояли они и держались за руки под грохот колес в полуночном трамвае.
И их закружило, и страстные ночи, и небо над ними, и звезд покрывало,
Казалось им дни стали как-то короче, а вечера было до одури мало.
И все удивлялись: «Попал он конкретно, такого объездить, конечно не просто...»
И как-то нежданно, совсем незаметно, вплотную подкрался бардак девяностых.
Дефолты и путчи, разборок потеха, братки, беспределы способствуют драме...
Семья Николая решила уехать, ведь он оказался евреем по маме.
Последняя ночь перед этим отъездом… И соль на губах, и шаги в коридоре...
И нет на планете достаточно места, вместить целиком чтоб щемящее горе.
Шептал Николай: «Ты послушай, послушай… вернусь за тобой я во что б то ни стало...»
И снова сплетались влюбленные души, и ночь за окошком минутки листала.
И верила Катя, и падала в вату, разлука как смерть, как прощальная тризна,
Никто не заметил, как колин «хвостатый» стал меткой предтечею маленькой жизни...
А после, уехав в Израиль далекий, два раза в неделю, в субботу и в среду,
Он Кате писал, что ему одиноко, что скоро устроюсь и сразу приеду.
Мол, милая жди, ведь осталось немного, и пусть разделяют с тобой океаны,
Еще вот чуть-чуточку, сразу в дорогу, Катюша, пока собирай чемоданы.
И Катя писала, что любит и верит, поедет за ним хоть за грани Вселенной,
Что ждет только стука в окно или в двери, «ведь ты же приедешь ко мне непременно?»
Со временем письма писались все реже, и Кате казалось, что в них отчего-то
Стал Коля не так замечательно нежен, а Коля писать стал их лишь по субботам.
И как-то в послании редком почтовом, черту прерывая пунктирную что ли,
Написано бы ло всего лишь три слова. Всего лишь три слова: «Прости меня. Коля.»
А дальше? Скрывать я от вас не посмею, не надо вздыхать и искать виноватых.
А Коля женился на девушке Лее, единственной дочке в семье адвоката.
И хоть вспоминал иногда он не кстати, расставив последние жирные точки
Про очень далекую девочку Катю, а также далекую девочку. Дочку.
Но время порою все ставит на место, прошло с той поры лет пятнадцать реально.
И Коля, конечно же из интереса, на Катю набрел вдруг в сети социальной.
И долго в профайле разглядывал фотки, насупившись молча и сердцем немея,
А вечером долго на кухне пил водку, ударив впервые несчастную Лею.
Он в зеркало видел обвисшее пузо и лысину, будто покрытую лаком,
И сгорбившись под неожиданным грузом, за кухонной дверью немного поплакал.
А утром привычно пошел на работу, и хоть проиграл он нокаутом раунд,
Решил все забыть. Есть другие заботы. Ах, да… удалил в интернете аккаунт.
